1     2     3     5     6     7     8     9     10     11

ЖУТКОЕ СТОЛЕТИЕ

Красный треугольник
Весёлый разговор
Городской романс
Леночка
Командировочная постораль
Композиция №27, или тролейбусная абстракция
История одной любви, или как это всё было на самом деле
Про маляров, истопника и теорию относительности
Я принимаю участие в научном споре
Жуткое столетие
Фестиваль в Сапоте в августе 1969
Отрывок из радио-телевизионного репортажа о футбольном матче между сборными командами Великобритании и Советского Союза
Горестная ода счастливому человеку
Песня про счастье
Песня о Тбилиси
Век нынешний и век минувший
Запой под новый год
Новогодняя фантасмогория
Песня вечеринки
Счастье было так возможно
Смерть Ивана Ильича
Слава героям
Больничная цыганочка
Право на отдых
Рассказ, который я услышал в привокзальном шалмане
Реквием по неубитым
За семью заборами
По образу и подобию
Баллада о вечном огне
Баллада о прибавочной стоимости
Баллада
Королева материка
Баллада о сознательности
Баллада о стариках и старухах
Баллада

КРАСНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать, Вот стою я перед вами, словно голенький, Да, я с Нинулькою гулял с тетипашиной, И в "Пекин" ее водил, и в Сокольники. Поясок ей подарил поролоновый, И в палату с ней ходил в Грановитую, А жена моя, товарищ Парамонова, В это время находилась за границею. А вернулась, ей привет -- анонимочка, Фотоснимок, а на нем -- я да Ниночка ! Просыпаюсь утром -- нет моей кисочки, Ни вещичек ее нет, ни записочки, Нет как нет, Ну, прямо, нет как нет ! Я к ней, в ВЦСПС, в ноги падаю, Говорю, что все во мне переломано. Не сердчай, что я гулял с этой падлою, Ты прости меня, товарищ Парамонова ! А она как закричит, вся стала черная -- Я на слезы на твои -- ноль внимания, И ты мне лазаря не пой, я ученая, Ты людям все расскажи на собрании ! И кричит она, дрожит, голос слабенький, А холуи уж тут как тут,каплют капельки, И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов, И еще тот референт, что из "органов", Тут как тут, ну, прямо, тут как тут ! В общем,ладно, прихожу на собрание, А дело было, как сейчас помню, первого, Я, конечно, бюллетень взял заранее И бумажку из диспансера нервного. А Парамонова, гляжу, в новом шарфике, А как увидела меня, вся стала красная, У них первый был вопрос -- свободу Африке ! -- А потом уж про меня -- в части "разное". Ну, как про Гану -- все в буфет за сардельками, Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами, А как вызвали меня, то сник от робости, А из зала мне кричат -- давай подробности ! Все,как есть, ну, прямо, все, как есть ! Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать? Вот стою я перед вами, словно голенький, Да, я с племянницей гулял с тетипашиной, И в "Пекин" ее водил, и в Сокольники, И в моральном, говорю, моем облике Есть растленное влияние Запада, Но живем ведь, говорю, не на облаке, Это ж просто, говорю, соль без запаха! И на жалость я их брал, и испытывал, И бумажку, что я псих, им зачитывал, Ну, поздравили меня с воскресением, Залепили строгача с занесением! Ой, ой, ой, Ну, прямо, ой, ой, ой... Взял тут цветов букет покрасивее, Стал к подъезду номер семь, что для начальников, А Парамонова, как вышла, вся стала синяя, Села в "Волгу" без меня и отчалила! И тогда прямым путем в раздевалку я, И тете Паше говорю, мол, буду вечером, А она мне говорит -- с аморалкою Нам, товарищ дорогой, делать нечего. И племянница моя, Нина Саввовна, Она думает как раз тоже самое, Она всю свою морковь нынче продала, И домой, по месту жительства, отбыла. Вот те на, ну, прямо, вот те на! Я тогда иду в райком, шлю записочку, Мол, прошу принять, по личному делу я, А у Грошевой сидит моя кисочка, Как увидела меня, вся стала белая! И сидим мы у стола с нею рядышком, И с улыбкой говорит товарищ Грошева -- Схлопотал он строгача, ну и ладушки, Помиритесь вы теперь по-хорошему. И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку, И пришли мы с ней в "Пекин" рука об руку, Она выпила "дюрсо", а я "перцовую" За советскую семью, образцовую! Вот и все...
ВЕСЕЛЫЙ РАЗГОВОР
А ей мама, ну, во всем потакала, Красной Шапочкой звала, пташкой вольной, Ей какава по утрам два стакана, А сама чайку попьет -- и довольно. А как маму схоронили в июне, В доме денег -- ни гроша, ни бумаги, Но нашлись на свете добрые люди: Обучили на кассиршу в продмаге. И сидит она в этой кассе, Как на месте общественной казни, А касса щелкает, касса щелкает, Скушал Шапочку Серый Волк! И трясет она черною челкою, А касса: щелк, щелк, щелк. Ах, веселый разговор! Начал Званцев ей, завмаг, делать пассы: "Интересно бы узнать, что за птица?" А она ему в ответ из-за кассы, -- Дожидаюсь, мол, прекрасного принца. Всех отшила, одного не отшила, Называла его милым Алешей, Был он техником по счетным машинам, Хоть и лысый, и еврей, но хороший. А тут как раз война, а он в запасе, Прокричала ночь и снова в кассе. А касса щелкает, касса щелкает, А под Щелковым -- в щепки полк! И трясет она пегою челкою, А касса: щелк, щелк, щелк. Ах, веселый разговор... Как случилось -- ей вчера ж было двадцать, А уж доченьке девятый годочек, И опять к ней подъезжать начал Званцев, А она про то и слушать не хочет. Ну, и стукнул он, со зла, не иначе, Сам не рад, да не пойдешь на попятный, Обнаружили ее в недостаче, Привлекли ее по сто тридцать пятой. И на этап пошла по указу, А там амнистия, и снова в кассу. А касса щелкает, касса щелкает, Засекается ваш крючок! И трясет она рыжею челкою, А касса: щелк, щелк, щелк, Ах, веселый разговор! Уж любила она дочку, растила, Оглянуться не успела -- той двадцать! Ой, зачем она в продмаг зачастила, Ой, зачем ей улыбается Званцев?! А как свадебку сыграли в июле, Было шумно на Песчаной, на нашей, Говорят в парадных добрые люди, Что зовет ее, мол Званцев "мамашей". И сидит она в своей кассе, А у ней внучок -- в первом классе. А касса щелкает, касса щелкает, Не копеечкам -- жизни счет! И трясет она белою челкою, А касса: щелк, щелк, щелк, Ах, веселый разговор...
ГОРОДСКОЙ РОМАНС
(Тонечка) Она вещи собирала, сказала тоненько: "А что ты Тоньку полюбил, так Бог с ней, с Тонькою! Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми, А что у папы у ее топтун под окнами, А что у папы у ее дача в Павшине, А что у папы холуи с секретаршами, А что у папы ее пайки цековские, И по праздникам кино с Целиковскою! А что Тонька-то твоя сильно страшная -- Ты не слушай меня, я вчерашняя! И с доскою будешь спать со стиральною За машину за его персональную... Вот чего ты захотел, и знаешь сам, Знаешь сам, да не стесняешься, Про любовь твердишь, про доверие, Про высокие про материи... А в глазах-то у тебя дача в Павшине, Холуи, да топтуны с секретаршами, И как вы смотрите кино всей семейкою, И как счастье на губах -- карамелькою..." Я живу теперь в дому -- чаша полная, Даже брюки у меня -- и те на молнии, А вина у нас в дому -- как из кладезя, А сортир у нас в дому -- восемь на десять... А папаша приезжает к полуночи, Топтуны да холуи тут все по струночке! Я папаше подношу двести граммчиков, Сообщаю анекдот про абрамчиков! А как спать ложусь в кровать с дурой-Тонькою, Вспоминаю тот, другой, голос тоненький, Ух, характер у нее -- прямо бешеный, Я звоню ей, а она трубку вешает... Отвези ж ты меня, шеф, в Останкино, В Останкино, где "Титан" кино, Там работает она билетершею, На дверях стоит вся замерзшая, Вся замерзшая, вся продрогшая, Но любовь свою превозмогшая, Вся иззябшая, вся простывшая, Но не предавшая и не простившая!
ЛЕНОЧКА
Апрельской ночью Леночка Стояла на посту. Красоточка-шатеночка Стояла на посту. Прекрасная и гордая, Заметна за версту, У выезда из города Стояла на посту. Судьба милиционерская -- Ругайся цельный день, Хоть скромная, хоть дерзкая -- Ругайся цельный день. Гулять бы ей с подругами И нюхать бы сирень ! А надо с шоферюгами Ругаться цельный день Итак, стояла Леночка, Милиции сержант, Останкинская девочка, Милиции сержант. Иной снимает пеночки, Любому свой талант, А Леночка, а Леночка -- Милиции сержант. Как вдруг она заметила -- Огни летят, огни, К Москве из Шереметьева Огни летят, огни. Ревут сирены зычные, Прохожий -- ни-ни-ни ! На Лену заграничные Огни летят, огни ! Дает отмашку Леночка, А ручка не дрожит, Чуть-чуть дрожит коленочка, А ручка не дрожит. Машины, чай, не в шашечку, Колеса -- вжик да вжик ! Дает она отмашечку, А ручка не дрожит. Как вдруг машина главная Свой замедляет ход. Хоть и была исправная, Но замедляет ход. Вокруг охрана стеночкой Из КГБ, но вот Машина рядом с Леночкой Свой замедляет ход. А в той машине писаный Красавец-эфиоп, Глядит на Лену пристально Красавец-эфиоп. И встав с подушки кремовой, Не промахнуться чтоб, Бросает хризантему ей Красавец-эфиоп ! А утром мчится нарочный ЦК КПСС В мотоциклетке марочной ЦК КПСС. Он машет Лене шляпою, Спешит наперерез -- Пожалте, Л.Потапова, В ЦК КПСС ! А там на Старой площади, Тот самый эфиоп, Он чинно благодарствует И трет ладонью лоб, Поскольку званья царского Тот самый эфиоп ! Уж свита водки выпила, А он глядит на дверь, Сидит с моделью вымпела И все глядит на дверь. Все потчуют союзника, А он сопит, как зверь, Но тут раздалась музыка И отворилась дверь : Вся в тюле и в панбархате В зал Леночка вошла, Все прямо так и ахнули, Когда она вошла. И сам красавец царственный, Ахмет Али-Паша Воскликнул -- вот так здравствуйте ! -- Когда она вошла. И вскоре нашу Леночку Узнал весь белый свет, Останкинскую девочку Узнал весь белый свет -- Когда, покончив с папою, Стал шахом принц Ахмет, Шахиню Л.Потапову Узнал весь белый свет !
КОМАНДИРОВОЧНАЯ ПАСТОРАЛЬ
То ли шлюха ты, то ли странница, Вроде хочется, только колется, Что-то сбудется, что-то станется, Чем душа твоя успокоится ? А то и станется, что подкинется, Будут волосы все распатланы. Общежитие да гостиница -- Вот дворцы твои, клеопатровы. Сядь, не бойся, выпьем водочки, Чай,живая, не покойница ! Коньячок ? Четыре звездочки ? Коньячок -- он тоже колется ... Гитарист пошел тренди-брендями, Саксофон хрипит, как удавленный, Все,что думалось,стало бреднями, Обманул "Христос" новоявленный! Спой,гитара,нам про страдания, Про глаза нам спой, и про пальцы, Будто есть страна Пасторалия, Будто мы с тобой пасторальцы. Под столом нарежем сальца, И плевать на всех на тутошних, Балычок? прости, кусается... Никаких не хватит суточных. Расскажи ж ты мне, белка белая, Чем ты, глупая, озабочена, Что ты делала, где ты бегала? От чего в глазах червоточина? Туфли-лодочки на полу-то чьи? Чья на креслице юбка черная? Наш роман с тобой до полуночи, Курва -- здешняя коридорная! Влипнешь в данной ситуации, И пыли потом, как конница, Мне -- к семи, тебе -- к двенадцати, Очень рад был познакомиться! До свидания,до свидания, Будьте счастливы и так далее, А хотелось нам, чтоб страдания, А хотелось, чтоб Пасторалия! Но, видно, здоровы мы усталые, От анкет у нас в кляксах пальцы! Мы живем в стране Пасторалии - Называемся - постояльцы...
КОМПОЗИЦИЯ N 27, ИЛИ ТРОЛЛЕЙБУСНАЯ АБСТРАКЦИЯ
Посвящается И.Грековой - Он не то чтобы достиг - он подлез... - А он ей в ЦУМе - пылесос и палас... - А она ему "Подлец ты, подлец!.." - И как раз у них годичный баланс... А на дворе - то дождь, то снег, То дождь, то снег - то плач, то смех. И чей забой - того казна... А кто - в запой, а кто - в "козла". "Пользуйтесь услугами Аэрофлота, Экономьте время", и тра-ля-ля! - В общежити замок на двери, - В нос шибает то пивком, то потком... - Отвори, - она кричит, - отвори!.. - Тут его и цап-царап на партком!.. А на дворе - то дождь,то снег, Сперва - чуть-чуть, а там - и сверх, Кому - во Львов, кому - в Казань, А кто - в любовь, а кто - в "козла"! "Покупайте к завтраку рыбные палочки, Вкусно и питательно", и тра-ля-ля! - Говорят, уж не первый сигнал... - А он им в чай и подмешай нембутал... - А им к празднику давали сига... - По-советски, а не как-нибудь там!.. А на дворе - то дождь, то снег, И тот же смех, один на всех. И, словно бой, гремит гроза, А кто - в любовь, а кто - в "козла". "Граждане, подписку на газеты и журналы Оформляете вовремя", и тра-ля-ля! - В общем, вышло у него так на так... - А она опять : "Подлец ты, подлец!.." - Подождите, не бросайте пятак!.. - Ну, поставили на вид и конец!.. А на дворе все тот же снег, Все тот же смех и тот же снег... И не беда, что то же смех, А вот беда - все тот же век! "Предъявляйте пропуск в развернутом виде При входе и выходе", и тра-ля-ля!
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЛЮБВИ, ИЛИ КАК ЭТО ВСЕ БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ
( Рассказ закройщика ) Ну, была она жуткою шельмою, Одевалась в джерси и мохер, И звалась она дамочкой Шейлою, На гнилой иностранный манер. Отличалась упрямством отчаянным -- Что захочем, мол, то и возьмем... Ее маму за связь с англичанином Залопатили в сорок восьмом. Было все -- и приютская коечка, Фотоснимочки в профиль и в фас, А по ней и не скажешь нисколечко, Прямо дамочка -- маде ин Франс ! Не стирала по знакомым пеленки, А служила в ателье на приемке, Оформляла исключительно шибко, И очки еще носила для шика. И оправа на очках роговая, -- Словом, дамочка вполне роковая, Роковая, говорю, роковая, Роковая, прямо, как таковая ! Только сердце ей, вроде как, заперли, На признанья смеялась -- вранье ! Два закройщика с брючником запили Исключительно из-за нее. Не смеяться, надо молиться ей, Жизнь ее и прижала за то, Вот однажды сержант из милиции Сдал в пошив ей букле на пальто. И она, хоть прикинулась чинною, Но бросала украдкою взгляд, Был и впрямь он заметным мужчиною -- Рост четвертый, размер пятьдесят. И начались тут у них трали-вали, Совершенно, то есть,стыд потеряли, Позабыли, что для нашей эпохи Не годятся эти "ахи" да "охи". Он трезвонит ей, от дел отвлекает, Сообщите, мол, как жизнь протекает ? Протекает, говорит, протекает, Мы-то знаем -- на чего намекает ! Вот однажды сержант из милиции У "Динамо" стоял на посту, Натурально, при всей амуниции, Со свистком мелодичным во рту. Вот он видит -- идет его Шейлочка И, заметьте, идет не одна ! Он встряхнул головой хорошенечко -- Видит -- это и вправду она. И тогда, как алкаш на посудинку, Невзирая на свист и гудки, Он бросается к Шейлину спутнику И хватает его за грудки ! Ой, сержант, вы пальцем в небо попали ! То ж не хахаль был, а Шейлин папаня ! Он приехал повидаться с дочуркой И не ждал такой проделки нечуткой ! Он приехал из родимого Глазго, А ему суют по рылу, как назло, Прямо назло, говорю, прямо назло, Прямо ихней пропаганде, как масло ! Ну, начались тут трения с Лондоном, Взяли наших посольских в клещи ! Раз, мол, вы оскорбляете лорда нам, Мы вам тоже написаем в щи ! А как приняли лорды решение Выслать этих, и третьих, и др., -- Наш сержант получил повышение, Как борец за прогресс и за мир ! И никто и не вспомнил о Шейлочке, Только брючник надрался -- балда ! Ну, а Шейлочку в "раковой шеечке" Увезли неизвестно куда ! Приходили два хмыря из Минздрава -- Чуть не сутки проторчали у зава, Он нам после доложил на летучке, Что у ней, мол, со здоровием лучше. Это ж с-психа, говорит, ваша дружба Не встречал в ней ответа, как нужно ! Так, как нужно, говорит, так, как нужно ... Ох, до чего ж все, братцы, тошно и скушно !
ПРО МАЛЯРОВ, ИСТОПНИКА И ТЕОРИЮ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
Чувствуем с напарником - ну и ну, Ноги прямо ватные, все в дыму, Чувствуем - нуждаемся в отдыхе, Чтой-то нехорошее в воздухе. Взали "жигулевского" и "дубняка", Третьим пригласили истопника, Приняли, добавили еще раза, Тут нам истопник и открыл глаза - На ужасную историю Про Москву и про Париж, Как наши физики проспорили Ихним физикам пари. Все теперь на шарике вкривь и вкось, Шиворот-навыворот, набекрень, И что мы с вами думаем день - ночь, А что мы с вами думаем ночь - день. И рубают финики лопари, А в Сахаре снегу - невпроворот, Это гады-физики на пари, Раскрутили шарики наоборот. И там, где полюс был, там тропики, А где Нью-Йорк - Нахичевань, А что люди мы, а не бобики, Им на это начихать! Рассказывал нам все это истопник, Вижу, мой напарник, ну прямо сник, - Раз такое дело - гори огнем! Больше мы малярничать не пойдем! - Взяли в поликлинике бюллетень, Нам башку работою не морочь! И что ж тут за работа, если ночью день, А потом обратно не день, а ночь! И при всей квалификации Тут возможен перекос, Это ж все-таки радиация, А не медный купорос! Пятую неделю я не сплю с женой, Пятую неделю я хожу больной, Тоже и напарник мой плачется, Дескать, он отравленный начисто. И лечусь "столичною" лично я, Чтобы мне с ума не стронуться, Истопник сказал - "столичная" - Очень хороша от стронция. И то я верю, а то не верится, Что минует та беда... А шарик вертится и вертится, И все время не туда! Я ПРИНИМАЮ УЧАСТИЕ В НАУЧНОМ СПОРЕ между доктором филологических наук, проф. Б.А.Бяликом и действительным членом Академии наук СССР С.Л.Соболевым по вопросу о том, может ли машина мыслить. Я не чикался на курсах, не зубрил сопромат, Я вполне в научном мире личность лишняя. Но вот чего я усек: Газированной водой торговал автомат, За копейку - без сиропа, за три - с вишнею. И такой торговал вольностью, Что за час его весь выпили, Стаканы наливал полностью, А людям никакой прибыли, А людям никакой выгоды, Ни на зуб с дуплом компенсации, Стали люди искать выхода Из безвыходной ситуации. Сели думать тут ребятки, кто в беде виноват, Где в конструкции ошибка, в чем неправильность, Разобрали тут ребята весь как есть автомат, Разобрали, устранили неправедность. А теперь крути, а то выпорем, Станешь, дура, тогда умною. Приспособим тебя к выборам, Будешь в елках стоять урною. Ты кончай, автомат, школьничать, Ты кончай, автомат, умничать! Мы отучим тебя вольничать, Мы научим тебя жульничать. Он повкалывал недельку - с ним обратно беда - Весь затрясся он, как заяц под стужею, Не поймешь, чего он каплет - не сироп, не вода, Может, краска, может, смазка, может хужее. И стоит, на всех шавкой злобится, То он плачет, то матюкается, Это люди - те приспособятся, А машина - та засекается! Так и стал автомат шизиком, Всех пугает своим видиком, Ничего не понять физикам, Не понять ничего лирикам. Так давайте ж друг у друга не воруйте идей, Не валите друг на друга свои горести, И вот чего я вам скажу: Может, станут автоматы не глупее людей, Только очень это бутет не вскорости!
ЖУТКОЕ СТОЛЕТИЕ
В понедельник, дело было к вечеру, Голова болела, прямо адово. Заявляюсь я в гараж, к диспетчеру, Говорю, что мне уехать надобно. Говорю, давай путевку выпиши, Чтоб куда подале, да посеверней, Ты меня не нюхай, я не выпивши, Это я с тоски такой рассеянный. Я гулял на свадьбе в воскресение, Тыкал вилкой в винегрет, закусывал, Только я не пил за счастье Ксенино, И вообще не пил, а так... присутствовал. Я ни шкалика, и ни полшкалика, А сидел, жевал горбушку черного, Все глядел на Ксенькина очкарика, Как он строил из себя ученого. А я, может,сам из семинарии, Может, шоферюга я по случаю, Вижу, даже гости закемарили, Даже Ксенька, вижу, туча тучею. Ну, а он поет, как хор у всенощной, Все про иксы, игреки, да синусы, А костюмчик -- и взглянуть то не на что Индпошив, фасончик -- на-ка, выкуси ! И живет-то он не в Дубне атомной, А в НИИ каком-то под Каширою, Врет, что он там шеф над автоматною Электронно-счетною машиною. Дескать, он прикажет ей, помножь-ка мне Двадцать пять на девять с одной сотою, И сидит потом, болтает ножками, Сам сачкует, а она работает. А она работает без ропота, Огоньки на пульте обтекаемом ! Ну, а нам-то, нам-то среди роботов, Нам что делать, людям неприкаянным ?! В общем, слушал я, как замороженный, А потом меня как чтой-то подняло, Встал, сказал -- за счастье новорожденной ! Может, кто не понял -- Ксенька поняла ! И ушел я, не было двенадцати, Хлопнул дверью -- празднуйте, соколики ! И в какой-то, вроде бы, прострации Я дошел до станции Сокольники. В автомат пятак засунул молча я, Будто бы в копилку на часовенку, Ну, а он залязгал, сука волчая, И порвал штаны мне снизу доверху. Дальше я не помню, дальше -- кончики ! Плакал я и бил его ботинкою, Шухера свистели в колокольчики, Граждане смеялись над картинкою. Так, давай, папаша, будь союзником, До суда поезжу дни последние, Ах, обрыдла мне вся эта музыка, Это автоматное столетие!
ФЕСТИВАЛЬ ПЕСНИ В СОПОТЕ В АВГУСТЕ 1969
Над черной пажитью разрухи, Над миром, проклятым людьми, Поют девчонки о разлуке, Поют мальчишки о любви! Они глядят на нас в тревоге И не умеют скрыть испуг, Но наши страхи, наши боги Для них - пустой и жалкий звук. И наши прошлые святыни - Для них - пустые имена, И правда, та что посредине, И им и нам еще темна! И слышит Прага, слышит Сопот, Истошный шепот: "Тру-ля-ля!" Но пробивается сквозь шепот Кирзовый шепот патруля! Нас отпустили на поруки, На год, на час,на пять минут, Поют девчонки о разлуке, Мальчишки о Любви поют! Они лады перебирают, Как будто лезут на рожон. Они слова перевирают, То в соль-мажор, то в ре-мажор. А я, крестом раскинув руки, Как оступившийся минер - Все о беде, да о разлуке, Все в ре-минор, да в ре-минор...
ОТРЫВОК ИЗ РАДИО-ТЕЛЕВИЗИОННОГО РЕПОРТАЖА О ФУТБОЛЬНОМ МАТЧЕ МЕЖДУ СБОРНЫМИ КОМАНДАМИ ВЕЛИКОБРИТАНИИ И СОВЕТСКОГО СОЮЗА
...Итак, судья Бидо, который, кстати, превосходно проводит сегодняшнюю встречу, просто превосходно, сделал внушение английскому игроку, - и матч продолжается. И снова, дорогие товарищи болельщики, дорогие наши телезрители, вы видите на наших экранах, как вступают в единоборство центральный нападающий английской сборной, профессионал из клуба "Стар" Боби Лейтон и наш замечательный мастер кожаного мяча, аспирант Московского педагогического института Владимир Лялин - капитан и любимец нашей сборной! В этом единоборстве (кстати, обратите внимание, интересный игровой момент), итак, в этом единоборстве соперники соревнуются не только в технике владения мячом, но в понимании самой, так сказать, природы игры, в умении предугадать и предупредить самые тончайшие стратегические и тактические замыслы соперника... А он мне все по яйцам целится, Этот Боби, сука рыжая, А он у них за то и ценится - Мистер-шмистер, ставка высшая! А я ему по-русски, рыжему,- Как ни целься - выше, ниже ли, Ты ударишь - я, бля, выживу, Я ударю - ты, бля, выживи! Ты, бля, думаешь, напал на дикаря, А я сделаю культурно, втихаря, Я, бля, врежу, как в парадном кирпичом - Этот, с дудкой не заметит нипочем! В общем, все - сказал по-тихому, Не ревел, Он ответил мне по-ихнему - "Вери вэл..." ...Судья Бидо фиксирует положение вне игры - великолепно проводит матч этот орбитр из Франции, великолепно, по-настоящему спортивно, строго, по-настоящему арбитр международной квалификации. Итак, свободный удар от наших ворот, мяч рикошетом попадает снова к Боби Лейтону, который в окружении остальных игроков по центру продвигается к нашей штрафной пло- щадке. И снова перед ним вырастает Владимир Лялин. Володя! Володечка! Его не обманул финт англичанина - он преграждает ему дорогу к нашим воротам... Ты давай из кучи выгляни, Я припас гостинчик умнику, Финты-шминты с фигли-миглями - Это, рыжий,- все на публику! Не держи меня за мальчика, Мы еще поспорим в опыте, Что ж я,бля, не видел мячика? Буду бегать, где ни попадя?! Я стою, а он как раз наоборот, Он, бля, режет, вижу угол у ворот, Натурально, я на помощь вратарю - Рыжий - с ног, а я с улыбкой говорю - Думал вдарить, бля, по-близкому, В дамки шел?! А он с земли мне по-английскому - "Данке шен!..." ...Да, странно, странно, просто непонятное решение - судья Бидо принимает обыкновенный силовой прием за нарушение правил и назначает одиннадцатиметровый удар в наши ворота. Это неприятно, это неприятно, несправедливо и... а... вот здесь мне подсказывают - оказывается, этот судья Бидо просто прекрасно известен нашим журналистам, как один из самых продажных политиканов от спорта, который в годы оккупации Франции сотрудничал с гитлеровской разведкой. Ну, итак,мяч установлен на одиннацатиметровой отметке, кто же будет бить, а, ну, все тот же самый Боби Лейтон, он просто симулировал травму, вот он разбегается, удар!.. Да, досадный и несправедливый гол, кстати, единственный гол за всю эту встречу, единственный гол за полминуты до окончания матча, единственный и несправедливый, досадный гол, забитый в наши ворота. Да, игрушку мы просерили, Протютюкали, прозяпали, Хорошо б она на Севере, А ведь это ж, бля, на Западе. И пойдет теперь мурыжево - Федерация, хренация, Как, мол, ты не сделал рыжего - Где ж твоя квалификация?! Вас, засранцев, опекаешь и растишь, А вы, суки, нам мараете престиж! Ты ж советский, ты же чистый, как кристал! Начал делать, так уж делай, чтоб не встал! Духу нашему спортивному Цвесть везде! Я отвечу по-партийному - Будет сде...!
ГОРЕСТНАЯ ОДА СЧАСТЛИВОМУ ЧЕЛОВЕКУ
посвящается Петру Григорьевичу Григоренко Когда хлестали молнии ковчег, Воскликнул Ной, предупреждая страхи: "Не бойтесь, я счастливый человек, Я человек, родившийся в рубахе!" Родившийся в рубахе человек Мудрейшие, почтеннейшие лица С тех самых пор, уже который век, Напрасно ищут этого счастливца. Который век все нет его и нет, Лишь горемыки прут без перебоя, И горячат умы, и застят свет, А Ной наврал, как видно, с перепоя! И стал он утешеньем для калек, И стал героем сказочных забавок,- Родившийся в рубашке человек, Мечта горластых, повивальных бабок! А я гляжу в окно на грязный снег, На очередь к табачному киоску, И вижу, как счастливый человек Стоит и разминает папироску. Он брал Берлин! Он, правда, брал Берлин, И врал про это скучно и нелепо, И вышибал со злости клином клин, И шифер с базы угонял "налево". Вот он выходит в стужу из кино, И сам не зная про свою особость, Мальчонке покупает "эскимо", И лезет в переполненный автобус. Он водку пил и пил одеколон, Он песни пел и женщин брал нахрапом! А сколько он повкалывал кайлом! А сколько он протопал по этапам! И сух был хлеб его, и прост ночлег! Но все народы перед ним - во прахе. Вот он стоит - счастливый человек, Родившийся в с м и р и т е л ь н о й рубахе!
ПЕСНЯ ПРО СЧАСТЬЕ
Ты можешь найти на улице копейку И купить коробок спичек, Ты можешь найти две копейки И позвонить кому-нибудь из автомата, Ну, а если звонить тебе некому, Так зачем тебе две копейки? Не покупать же на две копейки Два коробка спичек! Можно вообще обойтись без спичек, А просто прикурить у прохожего, И заговорить с этим прохожим, И познакомиться с этим прохожим. И он даст тебе номер своего телефона, Чтоб ты позвонил ему из автомата... Но как же ты сможешь позвонить ему из автомата, Если у тебя нет двух копеек?! Так что лучше уж не прикуривай у прохожего, Лучше просто купить коробок спичек. Впрочем, и для этого сначала нужно Найти на улице одну копейку...
ПЕСНЯ О ТБИЛИСИ
"На холмах Грузии лежит ночная мгла..." А.Пушкин Я не сумел понять Тебя в тот раз, Когда в туманы зимние оправлен, Ты убегал от посторонних глаз, Но все же был прекрасен без прикрас, И это я был злобою отравлен. И Ты мены провел на том пиру, Где до рассвета продолжалось бденье, А захмелел - и головой в Куру, И где уж тут заметить поутру В глазах хозяйки скучное презренье! Вокруг меня сомкнулся, как кольцо, Твой вечный шум в отливах и прибоях. Потягивая кислое винцо, Я узнавал усатое лицо В любом пятне на выцветших обоях. И вновь зурна вступила в разговор, И вновь с бокалом истово и пылко Болтает вздор подонок и позер... А мне почти был сладок Твой позор, И в самолете, по пути домой, Я наблюдал злорадно, как грузины, В Москву еще объятую зимой, Везут мешки с оранжевой хурмой, И с первою мимозою корзины. И я не понял, я понять не мог, Какую Ты торжествовал победу, Какой Ты дал мне гордости урок, Когда кружил меня, сбивая с ног, По ложному, придуманному следу! И это все - и Сталин, и хурма, И дым застолья, и рассветный кочет,- Все для того, чтоб не сойти с ума, А суть Твоя является сама, Но лишь, когда сама того захочет! Тогда тускнеют лживые следы, И начинают раны врачеваться, И озаряет склоны Мтацменды Надменный голос счастья и беды, Нетленный голос Нины Чавчавадзе! Прекрасная и гордая страна! Ты отвечаешь шуткой на злословье, Но криком вдруг срывается зурна, И в каждой капле кислого вина Есть неизьенно сладкий привкус крови! Когда дымки плывут из-за реки, И день дурной синоптики пророчат, Я вижу, как горят черновики! Я слышу, как гремят грузовики! И сапоги охранников грохочут - И топчут каблуками тишину, И женщины не спят, и плачут дети, Грохочут сапоги на всю страну! А Ты приемлешь горе, как вину, Как будто только ты за все в ответе! Не остывает в кулаке зола, Все в мерзлый камень памятью одето, Все, как удар ножом из-за угла... "На холмах Грузии лежит ночная мгла..." И как еще далеко до рассвета!
ВЕК НЫНЕШНИЙ И ВЕК МИНУВШИЙ
Понимая, что нет в оправданиях смысла, Что бесчестье кромешно и выхода нет, Наши предки писали предсмертные письма, А потом, помолившись: - Во веки и присно...- Запирались на ключ - и к виску пистолет. А нам и честь, и чех, и черт - Неведомые области! А нам признание и почет За верность общей подлости! А мы баюкаем внучат И ходим на собрания, И голоса у нас звучат Все чище и сопраннее!..
ЗАПОЙ ПОД НОВЫЙ ГОД
По-осеннему деревья налегке, Керосиновые пятна на реке, Фиолетовые пятна на воде, Ты сказала мне тихонько:"Быть беде". Я позабыл твое лицо, Я пьян был к полдню, Я подарил твое кольцо,- Кому, не помню... Я подымал тебя на смех, И врал про что-то, И сам смеялся больше всех, И пил без счета, Из шутовства, из хвастовства В то - балаганье, Я предал все твои слова На поруганье, Качалась пьяная мотня Вокруг прибойно, И ты спросила у меня: "Тебе не больно?" Не поймешь - не то январь, не то апрель, Не поймешь - не то метель, не то капель. На реке не ледостав, не ледоход. Старый год, а ты сказала - Новый год. Их век выносит на гора, И - марш по свету, Одно отличье - номера, Другого нету! О, этот серый частокол - Двадцатый опус, Где каждый день, как протокол, А ночь, как обыск, Где все зазря, где все не то, И все не прочно, Который час, и то никто Не знает точно. Лишь неизменен календарь В приметах века - Ночная улица. Фонарь. Канал. Аптека... В этот вечер, не сумевший стать зимой, Мы дороги не нашли к себе домой, А спросил тебя: "А может, все не зря?" Ты ответила - старинным быть нельзя.
НОВОГОДНЯЯ ФАНТАСМАГОРИЯ
В новогодний бедлам, как в обрыв на крутом вираже, Все еще только входят, а свечи погасли уже, И лежит в сельдерее, убитый злодейским ножом, Поросенок с бумажною розой, покойник - пижон. А полковник - пижон, что того поросенка принес, Открывает "боржом" и целует хозяйку взасос. Он совсем разнуздался,подлец,он отбился от рук, И следят за полковником три кандидата наук. А хозяйка мила, а хозяйка чертовски мила, И уже за столом, как положено, куча-мала - Кто-то ест, кто-то пьет,кто-то ждет,что ему подмигнут, И полковник надрался, как маршал, за десять минут. Над его головой произносят заздравную речь И суют мне гитару, чтоб общество песней развлечь... Ну, помилуйте, братцы, какие тут песни,пока Не допили еще, не доели цыплят табака. Вот полковник желает исполнить романс "Журавли", Но его кандидаты куда-то поспать увели, И опять кто-то ест, кто-то пьет,кто-то плачет навзрыд, Что за праздник без песни,- мне мрачный сосед говорит,- Я хотел бы ,товарищ, от имени всех попросить,- Не могли б вы, товарищ, нам что-нибудь изобразить,- И тогда я улягусь на стол, на торжественный тот, И бумажную розу засуну в оскаленный рот, И под чей-то напутственный возглас, в дыму и в жаре, Поплыву, потеку, потону в поросячьем желе... Это будет смешно, это вызовет хохот до слез, И хозяйка лизнет меня в лоб, как признательный пес, А полковник, проспавшись, возьмется опять за свое, И, отрезав мне ногу, протянет хозяйке ее... ...А за окнами снег, а за окнами белый мороз, Там белеет чья-то белая тень мимо белых берез, Мимо белых берез, и по белой дороге, и прочь - Прямо в белую ночь, в петоргадскую Белую Ночь... В ночь, когда по скрипучему снегу, в трескучий мороз, Не пришел, а ушел, мы потом это поняли, Белый Христос, И поземка, следы заметая, мела и мела... А хозяйка мила, а хозяйка чертовски мила. Зазвонил телефон, и хозяйка махнула рукой,- Подождите, не ешьте, оставьте кусочек, другой,- И уже в телефон, отгоняя ладошкою дым,- Приезжайте скорей, а не то мы его доедим!- И опять все смеются, смеются, смеются до слез... ...А за окнами снег, а за окнами белый мороз, Там бредет моя белая тень мимо белых берез...
ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ
Под утро, когда устанут, Влюбленность, и грусть, и зависть, И гости опохмелятся И выпьют воды со льдом, Скажет хозяйка - хотите Послушать старую запись?- И мой глуховатый голос Войдет в незнакомый дом. И кубики льда в стакане Звякнут легко и ломко, И странный узор на скатерте Начнет рисовать рука, И будет звучать гитара, И будет крутиться пленка, И в дальний путь к Абакану Отправятся облака... И гость какой-нибудь скажет: - От шуточек этих зябко, И автор напрасно думает, Что сам ему черт не брат! - Ну, что вы, Иван Петрович,- Ответит ему хозяйка,- Боятся автору нечего, Он умер лет сто назад...
СЧАСТЬЕ БЫЛО ТАК ВОЗМОЖНО
Когда собьет меня машина, Сержант напишет протокол, И представительный мужчина... И представительный мужчина Тот протокол положит в стол. Другой мужчина - ниже чином, Взяв у начальства протокол, Прочтет его в молчаньи чинном... Прочтет его в молчаньи чинном И пододвинет в дырокол! И продырявив лист по краю, Он скажет: "В мире счастья нет - Покойник пел, а я играю... Покойник пел, а я играю,- Могли б составить с ним дуэт!"
СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА
Врач сказал: "Будь здоров! Паралич!" Помирает Иван Ильич... Ходят дети с внуками на цыпочках, И хотя разлука не приспела, Но уже месткомовские скрипочки Принялись разучивать Шопена. Врач сказал: "Может день, может два, Он и счас уже дышит едва". Пахнет в доме горькими лекарствами, Подгоревшим давешним обедом, Пахнет в доме скорыми мытартсвами По различным загсам и собесам. Врач сказал: "Ай-ай-ай, вот те раз! А больной-то, братцы, помер у нас". Был он председателем правления, Но такая вещь житье-бытье, Не напишешь просьбу о продлении, Некому рассматривать ее Врач сказал: "Извиняюсь, привет!" Ждал врача подгоревший обед.
СЛАВА ГЕРОЯМ
У лошади была грудная жаба, Но лошадь, как известно, не овца! И лошадь на парады выезжала, И маршалу про жабу ни словца. А маршал, бедный, мучился от рака, И тоже на парады выезжал, Он мучился от рака, но, однако, Он лошади об этом не сказал. Нам этот факт Великая Эпоха Воспеть велела в песнях и стихах, Хоть лошадь та давным-давно издохла, А маршала сгноили в Соловках.
БОЛЬНИЧНАЯ ЦЫГАНОЧКА
А начальник все, спьяну, про Сталина, Все хватает баранку рукой, А потом нас, конечно, доставили Санитары в приемный покой Сняли брюки с меня и кожаночку, Все мое покидали в мешок, И прислали Марусю-хожалочку, Чтоб дала мне живой порошок. А я твердил, что я здоров, А если ж, печки-лавочки, То в этом лучшем из миров Мне все давно до лампочки, Мне все равно, мне все давно До лапмочки! Вот лежу я на койке, как чайничек, Злая смерть надо мною кружит, А начальник мой, а начальничек, Он в отдельной палате лежит. Ему нянечка шторку повесила, Создают персональный уют, Водят к гаду еврея-профессора, Передачи из дома дают! А там икра, а там вино, И сыр, и печки-лавочки! А мне - больничное говно, Хоть это и до лампочки, Хоть все равно, мне все давно До лампочки! Я с обеда для сестрина мальчика Граммов сто отолью киселю, У меня ж ни кола, ни калачика, Я с начальством харчи не делю! Я возил его, падлу, на "Чаечке", И к Маргоше возил и в Фили, Ой, вы добрые люди, начальнички! Соль и гордость родимой земли! Не то он зав, не то он зам, Не то он печки-лавочки. А что мне зам! Я сам с усам, И мне чины до лампочки, Мне все чины да ветчины До лампочки! Надеваю я утром пижамочку, Выхожу покурить в туалет, И встречаю Марусю-хожалочку,- Сколько зим, говорю, сколько лет! Доложи, говорю, обстановочку, А она отвечает не в такт - Твой начальничек дал упаковочку - У него получился инфаркт! - На всех больничных корпусах И шум, и печки-лавочки, А я стою - темно в глазах, И как-то все до лампочки, И как-то вдруг мне все вокруг До лампочки... Да, конечно, гражданка гражданочкой, Но когда воевали, братва, Мы ж с ним вместе под этой кожаночкой Ночевали не раз и не два, И тянули спиртягу из чайника, Под обстрел загорали в пути... Нет, ребята, такого начальника Мне, наверно, уже не найти! Не слезы это, а капель, И все. и печки-лавочки, И мне теперь, мне все теперь Фактически до лампочки. Мне все теперь, мне все теперь До лампочки!
ПРАВО НА ОТДЫХ
Первача я взял ноль-восемь, взял халвы, Пару "рижского" и керченскую сельдь, И отправился я в Белые Столбы На братана да на психов поглядеть Ах, у психов жизнь, так бы жил любой: Хочешь - спать ложись, а хочешь - песни пой! Предоставлено им вроде литера, Кому от Сталина, кому от Гитлера! А братан уж встречает в проходной, Он меня за опоздание корит, Говорит - давай скорее по одной, Тихий час сейчас у психов, - говорит. Шизофреники - вяжут веники, А параноики - рисуют нолики, А которые просто нервные, Те спокойным сном спят. наверное. А как приняли по первой первача, Тут братана прямо бросило в тоску, Говорит, что он зарежет главврача, Что тот, сука, не пустил его в Москву! А ему ж в Москву не за песнями, Ему выправить надо пенсию, У него в Москве есть законная, И еще одна есть - знакомая. Мы пивком переложили, съели сельдь, Закусили это дело косхалвой, Тут братан и говорит мне: "Сень, а Сень, Ты побудь здесь за меня денек-другой! Я по выходке, и по роже мы Навсегда с тобой были схожими, Тебе ж нет в Москве вздоха-продыха, Поживи здесь, как в доме отдыха." Тут братан снимает тапки и халат, Он мне волосы легонько ворошит, И халат на мне - ну, прямо в аккурат, Прямо, вроде на меня халат пошит! А братан - в пиджак, да и к поезду, А я булавочкой - деньги к поясу, И иду себе на виду у всех, А и вправду мне - отдохнуть не грех! Тишина на белом свете, тишина, Я иду и размышляю, не спеша, - То ли стать мне президентом США, То ли взять да и окончить ВПШ!.. Эх, у психов жизнь, так бы жил любой: Хочешь - спать ложись, хочешь - песни пой! Предоставлено н а м вроде литера, Кому от Сталина, кому от Гитлера!..
РАССКАЗ, КОТОРЫЙ Я УСЛЫШАЛ В ПРИВОКЗАЛЬНОМ ШАЛМАНЕ
Нам сосиски и горчицу -- Остальное при себе, В жизни может все случиться Может "А", а может "Б". Можно жизнь прожить в покое, Можно быть всегда в пути... Но такое, но такое ! -- Это ж -- Господи, прости ! Дядя Леша, бог рыбачий, Выпей, скушай бутерброд, Помяни мои удачи В тот апрель о прошлый год, В том апреле, как в купели, Голубели невода, А потом -- отголубели, Задубели в холода ! Но когда из той купели Мы тянули невода, Так в апреле приуспели, Как ,порою, за года ! Что нам Репина палитра, Что нам Пушкина стихи : Мы на брата - по два литра, По три порции ухи ! И айда, за той, фартовой, Закусивши удила, За той самой, за которой Три деревни, два села ! Что ни вечер -"Кукарача" ! Что ни утро, то аврал ! Но случилась незадача - Я документ потерял ! И пошел я к Львовой Клавке : - Будем, Клавка, выручать, Оформляй мне ,Клавка, справки, Шлепай круглую печать ! Значит, имя, год рожденья, Званье, член КПСС, Ну, а дальше - наважденье, Вроде вдруг попутал бес. В состоянии помятом Говорю для шутки ей, - - Ты, давай, мол, в пункте пятом Напиши, что я - еврей ! Посмеялись и забыли, Крутим дальше колесо, Нам все это вроде пыли, Но совсем не вроде пыли Дело это для ОСО ! Вот прошел законный отпуск, Начинается мотня. Первым делом, сразу "допуск" Отбирают у меня. И зовет меня Особый, Начинает разговор, - - Значит, вот какой особый, Прямо скажем, хитрожопый ! Оказался ты, Егор ! Значит все мы, кровь на рыле, Топай к светлому концу! Ты же будешь в Израиле Жрать, подлец, свою мацу! Мы стоим за дело мира, Мы готовимся к войне! Ты же хочешь, как Шапиро, Прохлаждаться в стороне! Вот зачем ты , вроде вора, Что желает - вон из пут, Званье русского майора Променял на "пятый пункт". Я ему, с тоской в желудке, Отвечаю, еле жив,- - Это ж я за ради шутки, На хрена мне Тель-Авив! Он как гаркнет: -Я не лапоть! Поищи-ка дураков! Ты же явно хочешь драпать! Это видно без очков! Если ж кто того не видит, Растолкуем в час-другой, Нет, любезный, так не выйдет, Так не будет, дорогой! Мы тебя - не то что взгреем, Мы тебя сотрем в утиль! Нет, не зря ты стал евреем! А затем ты стал евреем, Чтобы смыться в Израиль! И пошло тут, братцы-други, Хоть ложись и в голос вой!.. Я теперь живу в Калуге, Беспартийный, рядовой! Мне теперь одна дорога, Мне другого нет пути: - Где тут, братцы, синагога?! Подскажите, как пройти!
РЕКВИЕМ ПО НЕУБИТЫМ
Когда началась "Шестидневная война", я жил за городом, у меня испортился транзитстор, поэтому я двое суток пользовался только сообщениями радио- точки. Из этих сообщений я создал себе, естественно, превратное представление о том, что происходит, и на второй вечер написал стихи, которые совершенно не соответствуют действительности... Шесть с половиной миллионов, Шесть с половиной миллионов, Шесть с половиной миллионов1 А надо бы ровно десять! Любителей круглого счета Должна порадовать весть, Что жалкий этот остаток Сжечь, расстрелять, повесить вовсе не так уж трудно, И опыт, к тому же, есть! Такая над миром темень, Такая над миром темень, Такая над миром темень! Глаз ненароком выколешь! Каждый случайный выстрел Несметной грозит бедой, Так что ж тебе неймется, Красавчик, фашисткий выкормыш, Увенчаный нашим орденом И Золотой Звездой?! Должно быть, тобой заслужено, Должно быть, тобой заслужено, Должно быть, тобой заслужено! По совести и по чести! На праведную награду К чему набрасывать тень?! Должно быть, с Павликом Коганом Бежал ты в атаку вместе, И рядом с тобой под Выборгом Убит был Антон Копштейн! Тоненькой струйкой дыма, Тоненькой струйкой дыма, Тоненькой струйкой дыма, В небо уходит Ева, Падает на Аппельплаце, Забитый насмерть Адам! И ты по ночам, должно быть, Кричишь от тоски и гнева, Носи же свою награду За всех, кто остался там! Голос добра и чести, Голос добра и чести, Голос добра и чести, В разумный наш век бесплоден! Но мы вознесем молитву До самых седьмых небес! Валяйте - детей и женщин! Не трогайте гроб Господень! Кровь не дороже нефти, А нефть нужна позарез! Во имя Отца и Сына... Во имя Отца и Сына... Во имя Отца и Сына!.. Мы к ночи помянем черта, Идут по Синаю танки, И в черной крови пески! Три с половиной миллиона Осталось до ровного счета! Это не так уж много - Сущие пустяки!
ЗА СЕМЬЮ ЗАБОРАМИ
Мы поехали за город, А за городом дожди, А за городом заборы, За заборами - Вожди. Там трава несмятая, Дышится легко, Там конфеты мятные "Птичье молоко". За семью заборами, За семью запорами, Там конфеты мятные "Птичье молоко"! Там и фауна, и флора, Там и галки, и грачи, Там глядят из-за забора На прохожих стукачи. Ходят вдоль да около, Кверху воротник... А сталинские соколы Кушают шашлык! За семью заборами, За семью запорами, Сталинские соколы Кушают шашлык! А ночами, а ночами Для ответственных людей, Для высокого начальства Крутят фильмы про блядей! И сопя, уставится На экран мурло... Очень ему нравится Мерелин Монро! За семью заборами, За семью запорами, Очень ему нравится Мерелин Монро! Мы устали с непривычки, Мы сказали: - Боже мой! Добрели до электрички И поехали домой. А в пути по радио Целый час подряд Нам про демократию Делали доклад. За семью заборами, За семью запорами, Там доклад не слушают - Там шашлык едят!
ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ
или, как было написано на воротах Бухенвальда: Jedem das Seine - "Каждому - свое ". Начинается день и дневные дела, Но треклятая месса уснуть не дала, Ломит поясницу и ноет бок. Бесконечной стиркой дом пропах... - С добрым утром,Бах, - говорит Бог, С добрыи утром, Бог, - говорит Бах, С добрым утром !.. А над нами с утра, а над нами с утра, Как кричит воронье на пожарище, Голосят рупора, голосят рупора - С добрым утром, вставайте, товарищи ! А потом, досыпая, мы едем в метро, В электричке, в трамвае, в автобусе, И орут,выворачивая нутро, Рупора о победах и доблести. И спросонья бывает такая пора, Что готов я в припадке отчаянья Посшибать рупора, посбивать рупора, И услышать прекрасность молчания... Под попреки жены, исхитрись-ка, изволь Сочинить переход из це-дура в ха-моль, От семейных ссор, от долгов и склок, Никуда не деться и дело -- швах. -- Но не печалься, Бах, -- говорит Бог, -- Да уж ладно, Бог, -- говорит Бах. Да уж ладно!.. ..А у бабки инсульт, и хворает жена, И того не хватает, и этого, И лекарства нужны, и больница нужна, Только место не светит покедова. И меня в перерыв вызывают в местком, Ходит зав по месткому присядкою, Раз уж дело такое,то мы подмогнем, Безвозвратною ссудим десяткою. И кассир мне деньгу отслюнит по рублю, Ухмыльнется улыбкой грабительской, Я пол-литра куплю, валидолу куплю, Двести сыра, и двести "любительской"... А пронзительный ветер -- предвестник зимы, Дует в двери капеллы святого Фомы, И поет орган, что всему итог -- Это вечный сон, это тлен и прах! -- Но не кощунствуй, Бах, -- говорит Бог, -- А ты дослушай, Бог,-- говорит Бах. Ты дослушай!.. А у суки-соседки гулянка в соку, Воют девки, хихикают хахали, Я пол-литра открою, нарежу сырку, Дам жене валидолу на сахаре. И по первой налью, и налью по второй, И сырку, и колбаски покушаю, И о том, что я самый геройский герой, Передачу охотно послушаю. И трофейную трубку свою запалю, Посмеюсь над мычащею бабкою, И еще раз налью, и еще раз налью, И к соседке схожу за добавкою... Он снимает камзол, он сдирает парик, Дети шепчутся в детской -- вернулся старик, Что ж -- ему за сорок, немалый срок, Синева, как пыль, -- на его губах... -- Доброй ночи, Бах, -- говорит Бог, -- Доброй ночи, Бог, -- говорит Бах. Доброй ночи!..
БАЛЛАДА О ВЕЧНОМ ОГНЕ
Посвящается Льву Копелеву ...Мне рассказывали, что любимой мелодией лагерного начальства в Освенциме, мелодией, под которую отправляли на смерть очередную партию заключенных, была песенка "Тум-балалайка", которую исполнял оркестр заключенных. ..."Червоны маки на Монте-Кассио" -- песня польского Сопротивления. ..."Неизвестный",увенчанный славою бранной! Удалец-молодец или горе-провидец?! И склоняют колени под гром барабанный Перед этой загадкой Главы Правительств! Над немыми могилами -- воплем! -- надгробья... Но порою надгробья -- не суть, а подобья, Но порой вы не боль, а тщеславье храните -- Золоченые буквы на черном граните!.. Все ли про то спето? Все ли навек -- с болью? Слышишь, труба в гетто Мертвых зовет к бою! Пой же, труба, пой же, Пой о моей Польше, Пой о моей маме -- Там, в выгребной яме!.. Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-балалайка, шпил балалайка, Рвется и плачет сердце мое! А купцы приезжают в Познань, Покупают меха и мыло... Подождите, пока не поздно, Не забудьте, как это было! Как нас черным огнем косило В той последней слепой атаке... "Маки, маки на Монте-Кассино", Как мы падали в эти маки. А на ярмарке -- все красиво, И шуршат то рубли, то марки... "Маки, маки на Монте-Кассино", Ах, как вы почернели, маки! Но зовет труба в рукопашный, И приказывает -- воюйте! Пой же, пой нам о самой страшной, Самой твердой в мире валюте!.. Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-балалайка, шпил балалайка, Рвется и плачет сердце мое! Помнишь, как шел ошалелый паяц Перед шеренгой на Аппельплац, Тум-балалайка, шпил балалайка, В газовой камере -- мертвые в пляс... А вот еще: В мазурочке То шагом, то ползком Отправились два "урочки" В поход за "языком"! В мазурочке, в мазурочке Нафабрены усы, Затикали в подсумочке Трофейные часы! Мы пьем, гуляем в Познани Три ночи и три дня... Ушел он неопознанный, Засек патруль меня! Ой, зори бирюзовые, Закаты -- анилин! Пошли мои кирзовые На город на Берлин! Грома гремят басовые На линии огня, Идут мои кирзовые, Да только без меня!.. Там у речной излучены Зеленая кровать, Где спит солдат обученный, Обстрелянный, обученный Стрелять и убивать! Среди пути прохожего -- Последний мой постой, Лишь нету, как положено, Дощечки со звездой. Ты не печалься, мама родная, Ты спи спокойно, почивай, Прости-прощай разведка ротная, Товарищ Сталин, прощевай! Ты не кручинься, мама родная, Как говорят, судьба слепа, И может статься, что народная Не зарастет ко мне тропа... А еще: Где бродили по зоне КаЭры *), Где под снегом искали гнилые коренья, Перед этой землей -- никакие Премьеры, Подтянувши штаны, не преклонят колени! Над сибирской тайгою, над Камой, над Обью, Ни венков, ни знамен не положат к надгробью! Лишь, как вечный огонь, как нетленная слава -- Штабеля! Штабеля! Штабеля лесосплава! Позже, друзья, позже, Кончим навек с болью, Пой же, труба, пой же! Пой, и зови к бою! Медною всей плотью Пой про мою Потьму! Пой о моем брате -- Там, в Ледяной Пади!.. Ах, как зовет эта горькая медь Встать, чтобы драться, встать, чтобы сметь! Тум-балалайка, шпил балалайка, Песня, с которой шли мы на смерть! Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, Тум-балалайка, шпил балалайка, Рвется и плачет сердце мое! 31 декабря 1968 г. г.Дубна --------------- *) КаЭРы -- заключенные по 58 статье (контрреволюционеры)
БАЛЛАДА О ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ
"...Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма..." Я научность марксистскую пестовал, Даже точками в строчке не брезговал. Запятым по пятам, а не дуриком, Изучал "Капитал" с "Анти-Дюрингом". Не стесняясь мужским своим признаком, Наряжался на праздники призраком, И повсюду, где устно, где письменно, Утверждал я, что все это истинно. От сих до сих, от сих до сих, от сих до сих, И пусть я псих, а кто не псих? А вы не псих? Но недавно случилась история -- Я купил радиолу "Эстония", И в свободный часок на полчасика Я прилег позабавиться классикой. Ну, гремела та самая опера, Гда Кармен свово бросила опера, А когда откричал Эскамилио, Вдруг свое я услышал фамилие. Ну, черт-те что, ну, черт-те что, ну, черт-те что! Кому смешно, мне не смешно. А вам смешно? Гражданин, мол, такой-то и далее -- Померла у вас тетка в Фингалии, И по делу той тетки Калерии Ожидают вас в Инюрколлегии. Ох, и вскинулся я прямо на-дыбы, Ох, не надо бы вслух, ох, не надо бы! Больно тема какая-то склизкая, Не марксистская, ох, не марксистская! Ну прямо срам, ну, прямо срам, ну, стыд и срам! А я-то сам почти что зам! А вы не зам? Ну, промаялся ночь, как в холере, я, Подвела меня, падла, Калерия! Ну, жена тоже плачет, печалится -- Культ -- не культ, а чего не случается?! Ну, бельишко в портфель, щетку, мыльницу, Если сразу возьмут, чтоб не мыкаться. Ну, являюсь, дрожу аж по потрохи, А они меня чуть что не под руки. И смех и шум, и смех и шум, и смех и шум! А я стою -- и ни бум-бум. А вы -- бум-бум? Первым делом у нас -- совещание, Зачитали мне вслух завещание -- Мол, такая-то, имя и отчество, В трезвой памяти, все честью по чести, Завещаю, мол землю и фабрику Не супругу, засранцу и бабнику, А родной мой племянник Володечка Пусть владеет всем тем на здоровьечко! Вот это да, вот это да, вот это да! Выходит так, что мне туда! А вам куда? Ну, являюсь на службу я в пятницу, Посылаю начальство я в задницу, Мол, привет, по добру, по спокойненьку, Ваши сто -- мне, как насморк -- покойнику! Пью субботу я, пью воскресение, Чуть посплю -- и опять в окосение. Пью за родину, и за не родину, И вечную память за тетину. Ну, пью и пью, а после счет, а после счет, А мне б еще, а мне б еще. И вам еще?! В общем, я за усопшую тетеньку Пропил с книжки последнюю сотенку, А как встал, так друзья мои, бражники, Прямо все как один, за бумажники: -- Дорогой ты наш, бархатный, саржевый, Ты не брезговай, Вова, одалживай! Мол, сочтемся когда-нибудь дружбою, Мол, пришлешь нам, что будет ненужное. -- Ну, если так, то гран-мерси, то гран-мерси, А я за это вам -- джерси. И вам -- джерси. Наодалживал, в общем, до тыщи я , Я ж отдам, слава Богу, не нищий я, А уж с тыщи-то рад расстараться я -- И пошла ходуном ресторация... С контрабаса на галстук -- басовую! Не "столичную" пьем, а "особую!. И какие-то две с перманентиком Все назвать норовят меня Эдиком. Гуляем день, гуляем ночь, и снова ночь, А я не прочь, и вы не прочь, и все не прочь. С воскресенья и до воскресения Шло у нас вот такое веселие, А очухался чуть к понедельнику, Сел глядеть передачу по телеку. Сообщает мне дикторша новости Про успехи в космической области, А потом: Передаем сообщение из-за границы. Революция в Фингалии! Первый декрет народной власти о национализации земель,фабрик,заводов и всех прочих промышленных предприятий.Народы Советского Союза приветствуют и поздравляют братский народ Фингалии со славной победой! Я гляжу на экран, как на рвотное, То есть как это так, все народное?! Это ж наше, кричу, с тетей Калею, Я ж за этим собрался в Фингалию! Негодяи, кричу, лоботрясы вы! Это все, я кричу, штучки марксовы! Ох, нет на свете печальнее повести, Чем об этой прибавочной стоимости! А я ж ее от сих до сих, от сих до сих! И вот теперь я полный псих! А кто не псих?!
БАЛЛАДА
о том, как едва не сошел с ума директор антикварного магазина N 22 Копылов Н.А., рассказанная им самим доктору Беленькому Я.И. ...Допекла меня все же Тонечка, Гарнитур купил ей ореховый! Я ж не брал сперва -- вот ни столечка! А уж как начал, так поехало! Как пошла молоть прорва адова -- Где по сотенке, где по камушку, Намолола мне дачку в Кратове, Намолола мне "Волгу"-матушку! Деньги-денежки, деньги-катыши, Вы и слуги нам, и начальники... А у нас товар деликатнейший -- Не стандарт какой -- чашки-чайнички! Чашки-чайнички, фрукты-овощи! Там кто хошь возьмет, хоть беспомощный! Хоть беспомощный! А у нас товар -- на любителя, Павлы разные, да Людовики, А любителю -- чем побитее, Самый смак ему, что не новенький! И ни-ни, чтоб по недомыслию Спутать Францию или Швецию... А недавно к нам на комиссию Принесло одну старушенцию. И в руках у ней -- не хрусталина, Не фарфоровые бомбончики, А пластиночки с речью Сталина, Ровно десять штук -- и все в альбомчике. А я стреляный, а я с опытом! А я враз понял -- пропал пропадом! Пропал пропадом! Тем речам цена -- ровно тридцать "рэ"! (И принес же черт сучку-пташечку!) Ну, какой мне смысл на такой муре Наблюдать посля небо в шашечку?! Вот и вникните в данный факт, друзья, (На добре ж сижу, не на ветоши!) Мне и взять нельзя, и не взять нельзя -- То ли гений он, а то ли нет еще?! Тут и в прессе есть расхождения, И, вообще, идут толки разные... Вот и вникните в положение Исключительно безобразное! Они спорят там, они ссорятся! Ну, а я решай, мне -- бессоница! Мне бессонница! Я матком в душе, а сам с улыбочкой, Выбираю слова приличные, За альбоичик, мол, вам -- спасибочко! Мол, беру его -- за наличные! И даю я ей свои кровные, Продавцы вокруг удивляются. Они, может быть, деньги скромные, Но ведь тоже зря не валяются! И верчусь весь день, как на вертеле, Ой, туманится небо светлое, И хоть верьте мне, хоть не верьте мне, А началось тут несусветное! -- А я стреляный! А я с опытом! А я в раз понял -- пропал пропадом! Пропал пропадом! Или бабку ту сам засек народ, Или стукнулась со знакомыми, -- Но с утра ко мне в три хвоста черед -- Все с пластинками, все с альбомами! И растет, растет гора целая, И наличность вся в угасании! Указание б чье-то ценное! Так ведь нет его, указания! В пух и прах пошла дачка в Кратове, "Волга"-матушка -- мое детище! И гвоздит мне мозг многократное -- То ли гений он, а то ли нет еще?! "Я маленькая девочка -- танцую и пою, Я Сталина не видела, но я его люблю!" А я стреляный, а я с опытом! А я враз понял -- пропал пропадом! Пропал пропадом! ...но доктор Беленький Я.И. не признал Копылова Н.А. душевнобольным и не дал ему направления в психиатрическую клинику...
КОРОЛЕВА МАТЕРИКА
Лагерная баллада, написанная в бреду Когда затихает к утру пурга, И тайга сопит, как сурок, И еще до подъема часа полтора, А это не малый срок. И спят зэка, как в последний раз - Натянул бушлат - и пока, И вохровцы спят, как в последний раз - Научились спать у зэка. И начальнички спят, брови спят, И лысины, и усы, И спят сапоги, и собаки спят, Уткнувши в лапы носы. И тачки спят, и лопаты спят, И сосны пятятся в тень, И еще не пора, не пора, не пора Начинать и доблестный день. И один лишь "попка" *) на вышке торчит, Но ему не до спящих масс, Он занят любовью - по малости лет Свистит и дрочит на Марс. И вот в этот-то час, как глухая дрожь, Проплывает во тьме тоска, И тогда просыпается Белая Вошь, Повелительница зэка, А мы ее называем все - Королева Материка! Откуда всевластье ее взялось, Пойди, расспроси иных, Но пришла она первой в эти края, И последней оставит их... Когда сложат из тачек и нар костер, И волчий забыв раздор, Станут рядом вохровцы и зэка, И написают в этот костер. Сперва за себя, а потом за тех, Кто пьет теперь Божий морс, Кого шлепнули влет, кто ушел под лед, Кто в дохлую землю вмерз, Кого Колыма от аза до аза Вгоняла в горячий пот, О, как они ссали, б закрыв глаза, Как горлица воду пьет! А потом пропоет неслышно труба, И расступится рвань и голь, И Ее Величество Белая Вошь Подойдет и войдет в огонь, И взметнутся в небо тысячи искр, Но не просто, не как-нибудь - Навсегда крестом над Млечным Путем Протянется Вшивый Путь! Говорят, что когда-то, в тридцать седьмом, В том самом лихом году, Когда покойников в штабеля Укладывали на льду, Когда покрякивала тайга От доблестного труда, В тот год к Королеве пришла любовь, Однажды и навсегда. Он сам напросился служить в конвой, Он сам пожелал в Дальлаг, И ему с Королевой крутить любовь, Ну, просто нельзя никак, Он в нагрудном мешочке носил чеснок, И деньги, и партбилет, А она - Королева, и ей плевать - Хочет он, или нет! И когда его ночью столкнули в клеть, Зачлись подлецу дела, Она до утра на рыжем снегу Слезы над ним лила, А утром пришли, чтоб его зарыть, Смотрят, а тела нет, И куда он исчез - не узнал никто, И это - Ее секрет! А еще говорят, что какой-то Хмырь, Начальничек из Москвы, Решил объявить Королеве войну, Пошел, так сказать, "на вы". Он гонял на прожарку и в зоне и за, Он вопил и орал: "Даешь!" А был бы начальничек чуть поумней, Пошел бы с ней на дележ,- Чтоб пайку им пополам рубить, И в трубу пополам трубить, Но начальничек умным не может быть, Потому что - не может быть. Он надменно верит, что он не он, А еще миллион и он, И каждое слово его - миллион, И каждый шаг миллион. Но кода ты один, и ночь за окном От черной пурги хмельна, Тогда ты один, и тогда беги! Ибо дело твое - хана! Тогда тебя не спасет миллион, Не отобьет конвой! И всю ночь, говорят, над зоной плыл Тоскливый и страшный вой... Его нашли в одном сапоге, И от страха - рот до ушей, И на вздувшейся шее тугой петлей Удавка из белых вшей... И никто с тех пор не вопит:"Даешь!" И смеется исподтишка Ее Величество Белая Вошь, Повелительница зэка, Вот тогда ее и прозвали все - Королева Материка. Когда-нибудь все, кто придет назад, И кто не придет назад, Мы в честь ее устроим парад, И это будет парад! По всей Вселенной (валяй,круши!) Свой доблестный славя труд, Ее Величества Белой Вши Подданные пройдут. Ее Величества Белой Вши Данники всех времен. А это сумеет каждый дурак - По заду втянуть ремнем, А это сумеет любой дурак - Палить в безоружных всласть! Но мы-то знаем какая власть Была и взаправду власть! И пускай нам другие дают срока, Ты нам вечный покой даешь, Ты, Повелительница зэка, Ваше Величество Белая Вошь! Наше Величество Белая Вошь! Королева Материка! ------------------------------------------ *) "попка" - вертухай, часовой
БАЛЛАДА О СОЗНАТЕЛЬНОСТИ
Егор Петрович Мальцев Хворает, и всерьез: Уходит жизнь из пальцев, Уходит из желез. Из прочих членов тоже Уходит жизнь его, И вскорости, похоже, Не будет ничего. Когда нагрянет свора Савеловских родных, То что же от Егора Останется для них? Останется пальтишко, Подушка, чтобы спать, И книжка, и сберкнижка На девять двадцать пять. И таз, и две кастрюли, И рваный подписной, Просроченный в июле Единый проездной. И все. И нет Егора! Был человек, и нет! И мы об этом скоро Узнаем из газет. Пьют газировку дети И пончики едят, Ему ж при диабете -- Все это чистый яд! Вот спит Егор в постели, Почти что невесом, И дышит еле-еле, И смотрит дивный сон -- В большом красивом зале, Резону вопреки, Лежит Егор, а сзади Знамена и венки. И алым светом залит Большой его портрет, Но сам Егор не знает, Живой он или нет. Он смаргивает мошек, Как смаргивал живой, Но он вращать не может При этом головой. И дух по залу спертый, Как в общей душевой, И он скорее мертвый, Чем все-таки живой. Но хором над Егором -- Краснознаменный хор, Краснознаменным хором Поет -- вставай, Егор! Вставай, Егор Петрович, Во всю свою длину, Давай, Егор Петрович, Не подводи страну! Центральная газета Оповестила свет, Что больше диабета В стране советской нет! Пойми, что с этим, кореш, Нельзя озорничать, Пойми, что ты позоришь Родимую печать. И сел товарищ Мальцев, Услышав эту речь, И жизнь его из пальцев Не стала больше течь. Егор трусы стирает, Он койку застелил, И тает, тает, тает В крови холестерин... По площади по Трубной Идет он, милый друг, И все ему доступно, Что видит он вокруг! Доступно кушать сласти И газировку пить, Лишь при Советской власти Такое может быть!
БАЛЛАДА О СТАРИКАХ И СТАРУХАХ,
с которыми я вместе жил и лечился в санатории областного совета профсоюза в 110 км от Москвы Все завидовали мне: "Эко денег!" Был загадкой я для старцев и стариц. Говорили про меня: "Академик!" Говорили: "Генерал-иностранец!" О, бессониц и снотворных отрава! Может статься, это вы виноваты, Что привиделась мне вздорная слава В полумраке санаторной палаты? А недуг со мной хитрил поминутно: То терзал, то отпускал на поруки. И все было мне так страшно и трудно, А труднее всего -- были звуки. Доминошники стучали в запале, Привалившись к покарябанной пальме, Старцы в чесанках с галошами спали Прямо в холле, как в общественной спальне. Я неслышно проходил: "Англичанин!" Я козла не забивал: "Академик!" И звонки мои в Москву обличали: "Эко денег у него, эко денег!" И казалось мне, что вздор этот вечен, Неподвижен, точно солнце в зените... И когда я говорил: "Добрый вечер!" Отвечали старики: "Извините". И кивали, как глухие глухому, Улыбались не губами, а краем: "Мы мол вовсе не хотим по плохому, Но как надо, извините, не знаем..." Я твердил им в их мохнатые уши, В перекурах за сортирною дверью: "Я такой же,как и вы, только хуже!" И поддакивали старцы, не веря. И в кино я не ходил: "Ясно, немец!" И на танцах не бывал: "Академик!" И в палатке я купил чай и перец: "Эко денег у него, эко денег!" Ну и ладно, и не надо о славе... Смерть подарит нам бубенчики славы! А живем мы в этом мире послами Не имеющей названья державы...
БАЛЛАДА
о том, как одна принцесса раз в два месяца приходила поужинать в ресторан "Динамо" "...И медленно, пройдя меж пьяными, Всегда без спутников, одна..." А.Блок Кивал с эстрады ей трубач, Сипел трубой, как в насморке, Он и прозвал ее, трепач, Принцессой с Нижней Масловки. Он подтянул, трепач, штаны, И выдал румбу с перчиком, А ей, принцессе, хоть бы хны, Едва качнула плечиком -- Мол, только пальцем поманю, Слетятся сотни соколов, И села, и прочла меню, И выбрала бефстроганов. И все бухие пролетарии, Все тунеядцы и жулье, Как на комету в планетарии, Глядели, суки, на нее... Бабье вокруг, издавши стон, Пошло махать платочками, Она ж, как леди Гамильтон, Пила ситро глоточками. Бабье вокруг, -- сплошной собес ! -- Воздев, как пики, вилочки, Рубают водку под супец, Шампанское под килечки. И,сталь коронок заголя, Расправой бредят скорою, Ах, эту б дочку короля Шарахнуть бы "Авророю" ! И все бухие пролетарии, Смирив идейные сердца, Готовы к праведной баталии И к штурму Зимнего дворца ! Душнеет в зале, как в метро, От пергидрольных локонов, Принцесса выпила ситро И съела свой бефстроганов. И вновь таращится бабье -- На стать ее картинную, На узком пальце у нее Кольцо за два с полтиною. А время подлое течет, И зал пройдя, как пасеку, "Шестерка" ей приносит счет, И все, и крышка празднику ! А между тем, пила и кушала, Вложив всю душу в сей процесс, Благополучнейшая шушера, Не признающая принцесс. ...Держись, держись, держись,держись, Крепись и чисти перышки, Такая жизнь -- плохая жизнь -- У современной Золушки ! Не ждет на улице ее С каретой фея крестная... Жует бабье, сопит бабье, Придумывает грозное ! А ей -- не царство на веку -- Посулы да побасенки, А там -- вались по холодку ! Принцесса с Нижней Масловки ! И вот она идет меж столиков В своем костюмчике джерси, Ах, ей далеко до Сокольников, Ах, ей не хватит на такси !

1     2     3     5     6     7     8     9     10     11

Hosted by uCoz